вторник, 15 июня 2010
22:40 

Доступ к записи ограничен

Сантименты?
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

URL
понедельник, 14 июня 2010
07:28

Как же все-таки поднимает настроение...:))

Сантименты?
Нецензурный гороскоп.


Под катом, но я вас предупредил. :))))

читать дальше

У меня даже нет фаворитов, все - душки:)))

@темы: век живи-век учись, жизнь прекрасна

URL
07:10 

Доступ к записи ограничен

Сантименты?
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

URL
воскресенье, 13 июня 2010
18:29 

Доступ к записи ограничен

Сантименты?
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

URL
суббота, 12 июня 2010
21:17 

Доступ к записи ограничен

Сантименты?
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

URL
13:07 

Доступ к записи ограничен

Сантименты?
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

URL
пятница, 11 июня 2010
18:58

"Не понял...ни хрена не понял!" (с)

Сантименты?
Вашим отражением является Луна
Владыка подсознания, бездна, высшая цель. Анубис. Иллюзии и очарование ими. Психические силы очень сильны, мощная интуиция, тайны мрака. Опасность попасть в неприятную ситуацию. Проявляйте осторожность, потому что что-то от вас сейчас сокрыто. Сны и их важная роль в вашей жизни. Осеннее обострение :)
Пройти тест


Вот ведь.

@темы: век живи-век учись, земля и Небо, диагноз-гот, рвение от невежства, мое королевство, шаффхаунизмы

URL
четверг, 10 июня 2010
13:08 

Доступ к записи ограничен

Сантименты?
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

URL
12:56

Обожаю эту песню, просто обожаю...:)

Сантименты?


@темы: близнецы, химеры среди нас, диагноз-гот, игра в модерн, искусство-общее достояние, все люди братья, свобода равенство братство, клипы, шестидесятые, жизнь прекрасна

URL
среда, 09 июня 2010
18:51 

Доступ к записи ограничен

Сантименты?
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

URL
вторник, 08 июня 2010
23:49 

Доступ к записи ограничен

Сантименты?
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

URL
22:05 

Доступ к записи ограничен

Сантименты?
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

URL
21:39 

Доступ к записи ограничен

Сантименты?
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

URL
21:23 

Доступ к записи ограничен

Сантименты?
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

URL
19:51 

Доступ к записи ограничен

Сантименты?
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

URL
10:32

Ну и еще, пожалуй... Для симметрии.

Сантименты?
"Берем банки, бутылки, стоим возле помойки"
Возглас московского старьевщика (1970-е)

В Третьяковской галерее открывается выставка Энди Уорхола, вторая по счету в истории российского музейного дела и первая по объему и представительности. К тому же экспозиция «Энди Уорхол: художник современной жизни» станет первой передвижной выставкой современного зарубежного искусства: через два месяца выставка отправится в Петербург, в Русский музей, а в начале 2006 года окажется в Самарском музее изобразительных искусств.
В Россию привезли представительную выставку Энди Уорхола

Холст, акрил, чернила. Повторить.

В Россию привезли представительную выставку Энди Уорхола

Если не брать в расчет таких долгожителей, как Сальвадор Дали или Пабло Пикассо, переживших обе мировые войны и снискавших широкую народную любовь в России, то, кажется, кроме Уорхола никто на роль самого знаменитого иностранного художника послевоенной эпохи не годится. Не попал бы Андрей Вознесенский в 1960-х в Америку, вероятно, история отношений нашей страны с современным западным искусством сложилась бы совершенно по-другому. Именно этому поэту принадлежат первые восторженные отклики об Уорхоле. Слава о нем не угасала и дожила до свободных времен, когда картины главного поп-художника можно было привезти в Россию.

В 2001 году в Эрмитаже и Музее изобразительных искусств проходила первая выставка Уорхола. Она называлась «Энди Уорхол. Жизнь и творчество» и произвела большое впечатление на публику и прессу. Тогда много говорилось о «музеефикации contemporary art в глазах русского зрителя» и о «признании нашего третьего Рима культурной столицей».

По-видимому, признание это никуда не делось, но перечень культурных столиц расширился. На этот раз у выставки появился очень состоятельный спонсор - компания Alcoa. Люди, ведающие культурными программами в этой организации, едва ли утруждали себя выбором художника для масштабного выставочного проекта: они взялись за хорошо узнаваемый, а потому беспроигрышный бренд.

Энди Уорхол - не первый художник поп-арта, чья выставка приезжала в Россию. Кто, кроме убежденных битломанов, помнит о двух экспозициях англичанина Питера Блейка, побывавших в Москве в конце 1980-х и в 2000 году? А вот банки супов Campbells, бутылки Coca Cola, двухдолларовые купюры и портреты Джеки Кеннеди не забыты и по-прежнему вызывают оживление.

_Кока-кола_ Уорхола. Иллюстрация с сайта yo-arts.com

«Кока-кола» Уорхола. Иллюстрация с сайта yo-arts.com
Какие картины Уорхола самые известные? Его серии с банками супов, портретов и так далее. Что он хотел сказать этим? То же, о чем говорил за 30-40 лет до него великий циник, дадаист Марсель Дюшан: массовое тиражирование произведения искусства ведет к девальвации самого произведения. В качестве мишени Дюшан избрал «Джоконду» да Винчи. Пририсовав Моне Лизе усики и бородку, он получил издевательский и, на первый взгляд, уникальный объект. Но традиция пририсовывания рожек, усов и прочих деталей репродукциям или фотографиям куда старше Дюшана. Об этом художник, безусловно, догадывался: его акция объясняла, что в феномене массового воспроизведения содержатся два процесса, девальвация и ревальвация. Еще более наглядной ревальвация становится в знаменитом «Фонтане": писсуаре, на котором стоит подпись Дюшана. Прозаический объект, о котором в приличном обществе и упоминать нехорошо, становится уникальным, будучи полностью вырван из контекста (установлен на выставке) и подписан именем художника, то есть индивидуализирован.

Европейские дадаисты поставили своей задачей стать антиподами представителей мира искусства, они намеренно обессмысливали все привычные нормы. В своем первом манифесте они подчеркивали, что начинают свою деятельность с чистого листа в мире, где все прежние ценности разрушены. Дадаисты намеревались действовать вопреки общественному мнению, вкусу, здравому смыслу. Работы дадаистов должны были стать своего рода негативным комментарием к современному искусству, но невольно и стремительно сами оказались объектом изучения искусствоведов.

Художники послевоенной Америки в начале 50-х годов начали вспахивать благодатное поле консервативного общественного мнения разными парадоксальными и ироническими выходками. В 1952 году Роберт Раушенберг придумал «грязную живопись": пользуясь комбинациями материалов, он создавал «материальные», объемные картины. В 1957 году Джаспер Джонс стал отливать в бронзе пивные банки и другие предметы обихода.

Раушенберг часто повторял, что хочет работать в «промежутке между искусством и жизнью». Это заявление подразумевает необходимость деятельного участия и художника и зрителя в постижении произведений искусства.

Современник Раушенберга и Джонса Энди Уорхол вовсе не был озадачен философскими проблемами постижения искусства. Он весьма иронически относился к деятельности художников вообще: «Художник - это создатель вещей, которые людям не нужны. Но он считает, что им стоит обладать его произведениями».

_Шесть Мао Цзедунов_. Иллюстрация с сайта columbia.edu

«Шесть Мао Цзедунов». Иллюстрация с сайта columbia.edu
Уорхол довел дадаистское противоречие между массовостью и антимассовостью до совершенства: создавая серии своих банок и бутылок, он намекал, что в них есть отличия. При этом он вовсе не хотел дать понять, что эти отличия несут концептуальный характер. Это был лишь отличный пример того, как из массово воспроизводимого изображения можно сделать уникальное и даже еще более уникальное. Парадокс абсурдным образом воспроизводит сам себя.

Уорхол отличался поразительно точным социологическим чутьем. Его работы можно было воспринять как злую шутку, но признавшийся в этом рисковал расписаться в непонимании современного искусства. И объекты Уорхола превратились в объекты коллекционирования. Что и требовалось доказать: любой предмет можно сделать не только интересным для арт-критиков, но и желанным для собирателей. Главное - что-то сказать об этом. Сказано было коротко и ясно: поп-арт, популярное искусство.

Уорхолу не нужно было блистать парадоксами, он говорил вполне тривиальные вещи, которые только совсем неискушенной публике могли показаться откровениями: «Если смотреть на предмет достаточно долго, то он теряет всякий смысл». Или: «Я опросил человек 10-15 в поисках идей. В конце концов, одна знакомая задала правильный вопрос: «Что ты любишь больше всего?" И вот тогда я начал рисовать деньги». Ничего радикального или сверхъестественно циничного в этих репликах не содержалось.

Если бы Уорхол ограничился только своей скучной живописью и графикой, то его бы забыли. Он остался бы таким же маргиналом, объектом узкоспециальных искусствоведческих исследований, как и большинство современных художников. Но он был человеком состоятельным, широким и интересующимся самыми разными вещами. В частности, он создал студию «Фабрика», быстро сделавшуюся прибежищем нью-йоркской богемы. Возможно, его крупнейшей заслугой перед современным искусством стало продюсирование уникальной рок-группы Velvet Underground во второй половине 60-х.

_Банан_, воспроизведенный на обложке диска Velvet Underground. Иллюстрация с сайта discosantigos.com

«Банан», воспроизведенный на обложке диска Velvet Underground. Иллюстрация с сайта discosantigos.com
Концентрация творческих личностей на «Фабрике» была очень высока, и Уорхол поощрял появление новых людей. Одна из завсегдатаев, радикальная феминистка Валери Соланс, в 1968 году едва не убила художника, выстрелив в него из пистолета. Позже она говорила, что тот оказывал на нее слишком большое влияние.

После несчастного случая Уорхол несколько изменил образ жизни: он стал завсегдатаем нескольких самых ярких ночных клубов Нью-Йорка. Он вводил в богемные круги все новых людей, отыскивал и поддерживал таланты, издавал журнал о знаменитостях «Interview». Он по-прежнему занимался шелкографическими портретами знаменитостей (его очень занимал феномен массовой популярности), а также стал собирать бесчисленные «капсулы времени», укладывая различные предметы-приметы дня текущего в отдельные коробочки.

Есть что-то такое в людях на экране, отчего они кажутся особенными. При знакомстве обнаруживается, что они совсем другие, и всякие иллюзии пропадают.

Энди Уорхол о знаменитостях
К моменту смерти художника в 1987 году его работы перестали быть предметом обсуждения, а превратились в музейные объекты. С ними произошла замечательная трансформация: из ироничных и говорящих самих за себя, ничего глубокого не означающих картин, они превратились в произведения, требующие комментария. Смысл комментария сводится к тому, что картины ничего не означают и художник просто хотел поиронизировать над будущими критиками и комментаторами.

Слишком серьезного отношения к своим работам Энди Уорхол бы не оценил. Так что если организаторам российских выставок удалось выделить помещение для зрителей, где они могли бы попробовать себя в избранных техниках художника, то самый часто цитируемый тезис Уорхола о том, что каждый может стать знаменитым на 15 минут, можно будет считать осуществленным.

Юлия Штутина

@темы: век живи-век учись, размышлизмы, игра в модерн, искусство-общее достояние, шестидесятые

URL
10:22

Еще статья об Уорхоле - к "Неделе Уорхола" в Москве (2001)

Сантименты?
Энди Уорхол, признанный "король поп-арта", - одна из самых ярких личностей в художественной культуре второй половины ХХ столетия. Его неукротимая творческая энергия и талант нашли выражение в самых разных областях искусства. Художник, дизайнер, автор объектов и инсталляций, режиссер, продюсер, писатель, издатель, коллекционер, - в эпоху массовой культуры он воплотил ренессансную идею "homo universale".
В Соединенных Штатах Уорхол стал художником номер один, суперзвездой, события жизни которого обсуждали на первых страницах самые солидные издания. Его имя звучало синонимом триумфа американского искусства. Сама личность Уорхола казалась живым воплощением "американской мечты", превратившей мальчика из семьи бедных эмигрантов в кумира художественной элиты.
Уорхол любил рассказывать курьезный случай, произошедший на открытии его выставки в Филадельфийском Институте современного искусства в 1965 году. Тогда организаторы, опасаясь слишком большого числа приглашенных на вернисаж, решили на время снять всю экспозицию. "Это было замечательно, - вспоминал художник. - Я стал экспонатом на собственной выставке".
Энди Уорхол родился в 1928 году в Питтсбурге в семье словацких эмигрантов Андрея и Юлии Вархола. Его мать, тонкая, поэтическая натура, увлекалась рисованием; ее немного наивные графические работы экспонируются на выставке. В годы Великой депрессии Юлия Вархола пыталась зарабатывать тем, что продавала самодельные бумажные цветы и расписывала пасхальные яйца. Заметив склонность своего сына к творчеству, она сделала все возможное, чтобы поддержать его талант. Благодаря ее усилиям, Уорхол решил поступить на художественный факультет Технологического института Карнеги. Вплоть до 1971 года Юлия Вархола жила и работала вместе со своим сыном, став самым надежным его ассистентом.
После окончания обучения в институте Карнеги молодой художник переезжает в Нью-Йорк, культурную столицу Соединенных Штатов, город безграничных возможностей и абсолютной творческой свободы. Подобно многим художникам того времени, Уорхол начал свою карьеру с работы в рекламе. Он оформляет витрины, делает открытки и плакаты. Работа в журналах " Vogue" и "Harper's Bazaar", реклама обувной компании И.Миллера принесли ему небывалый успех. Уже к середине 1950-х годов Уорхол превратился в одного из самых известных дизайнеров и зарабатывал около ста тысяч долларов в год. Одновременно с работой в рекламе Уорхол создает множество рисунков, в которых сочетаются и его жизненные наблюдения, и опыт работы в журналах, и причудливая игра с культурной традицией прошлого.
Вскоре Энди Уорхол осознал, что мечтает о "высоком искусстве", о том, что его работы будут украшать коллекции музеев. В начале 1960-х годов Уорхол начинает поиск собственного художественного языка, ищет свою тему. "Если хочешь добиться успеха - напутствовал Уорхола один из арт-дилеров, - рисуй только то, что тебя действительно интересует". "Тогда это деньги" - ответил Уорхол и создал первые карандашные рисунки с изображением долларовых банкнот.
Впоследствии Уорхол часто обращался к своим друзьям за советом о сюжете будущего произведения, ему импонировала идея коллективного творчества. Подобная несамостоятельность ничуть не смущала художника. "Это то же самое, что пролистывать журналы в поисках новых тем", - утверждал он. - "Ведь поп-художники использовали образы, которые узнавал каждый, кто бывал на Бродвее - комиксы, мужские брюки, наборы для пикника, занавески для душа, бутылки "кока-колы" - все те потрясающие вещи, которые усиленно не замечало предыдущее поколение".
Как и другие мастера поп-арта, Уорхол был увлечен идеей изображения самых обыденных предметов, известных каждому американцу торговых марок. С 1962 года Уорхол, отказавшись от традиционных краски и кисти, для создания своих произведений стал применять технику шелкографии. Благодаря тканевому трафарету, через который краска наносилась на холст, у художника появилась возможность повторять одни и те же образы множество раз, переносить на полотно газетные фотографии и рекламные знаки. Именно в этой технике были сделана серия с изображением банок Campbell. Легендарная красно-белая этикетка популярного в Америке супа принесла Уорхолу признание критики и публики. Его выставка в нью-йоркской галерее Stable, состоявшаяся в 1962 году, стала настоящей сенсацией. Использование тиражной техники шелкографии позволило Уорхолу и его помощникам организовать настоящее "производство" современного искусства. Всего за два года, с 1962 по 1964, на "Фэктори", как художник называл свою мастерскую, было создано более двух тысяч работ. Он сознательно превращает себя в некое подобие механизма с его способностями к тиражированию и безразличием к стилю. "Я хочу стать машиной... Я думаю, что только великий художник способен менять стили без чувства, что чем-то жертвует" (Уорхол).
С тех пор монотонное повторение становится характерной чертой творчества Уорхола - бесконечные ряды консервных банок и бутылок "кока-колы" сменяются портретами кинозвезд, рок-певцов и политических деятелей. В 1964 году, через два года после трагического самоубийства актрисы Мерилин Монро, Уорхол создает ее знаменитый теперь на весь мир образ, который часто воспринимается как реакция на громкую кампанию в прессе. Однако если газеты и журналы того времени публиковали скандальные истории из частной жизни и экстравагантные выходки, надеясь постичь "тайну" Монро, то Уорхол, напротив, нарочито изобразил Мерилин Монро как прославленную звезду. Неслучайно в качестве основы своих работ Уорхол берет кадр десятилетней давности из фильма "Ниагара" (1953), где Монро впервые появилась в образе белокурой секс-бомбы с ослепительной улыбкой. Именно этот образ позволил художнику отбросить все сиюминутное и представить лицо актрисы как фирменный лейбл. Извечная игра масс-медиа с понятиями "частного" и "публичного" трансформируется Уорхолом в чисто эстетический феномен. Полной противоположностью может показаться серия изображений Жаклин Кеннеди. Вдова президента поймана камерой репортера в тот момент, когда охвачена личным горем, и за обликом первой леди вот-вот проступят черты реальной женщины. Но Уорхол остается верен себе... "Смерть президента на меня не произвела сильного впечатления. Гораздо интересней, каким это образом телевидение заставило всех печалиться". Благодаря усилиям газет и телевидения похороны президента превратились в драматическое зрелище, а горе жены - во всеобщий ритуал. А Уорхол лишь перенес на холст процесс превращения личных переживаний в объект.
Воспроизводя на своих картинах обезличенные фотографии из газет и журналов, художник последовательно изучает эмоциональные и интеллектуальные возможности повторяемости образов. "Когда вы снова и снова смотрите на отвратительную картину, она уже не производит впечатления" (Уорхол). В рамках одного произведения Уорхол представляет нам весь спектр человеческих реакций... заставляет зрителя испытать и сильнейшие эмоции, вызванные созерцанием символов страха - фотографий жертв автомобильных аварий и массовых отравлений рыбными консервами, электрического стула, черепа, - и полную апатию, усталость от бесконечного повторения.
Уорхол хорошо понимал, что в век массовой информации повседневная жизнь со всей ее банальностью бросает вызов, который высокое искусство должно принять. Он не просто превращает образы массовой культуры в основную тему своих произведений, но стремится сделать свое искусство частью массовой культуры.
Словно опровергая миф о художнике как о творце-одиночке, Уорхол создает образ звезды, предполагающий отказ от частной жизни. Для того, чтобы подчеркнуть отсутствие индивидуального, Уорхол отказался от личного мнения... "Интервьюер должен сказать мне, что он хочет от меня услышать, а я повторю вслед за ним". Образ Уорхола, так же как и его шелкографии, утверждает приоритет имиджа над личностью. И самореклама, которая способна смутить зрителя, была для художника лишь средством превратить частное в публичное.
Мастерская Уорхола превратилась в Мекку современного искусства, где круглосуточно кипела жизнь. Здесь бывали Рудольф Нуриев и Боб Дилан, Ален Гинзбург и Джуди Гарленд, Теннеси Уильямс и Мик Джаггер, Уильям Берроуз и Лайза Минелли. Именно на "Фэктори" зажглась звезда группы "Velvet Underground" - Уорхол выступил продюсером нескольких альбомов и выполнил дизайн обложки их первого диска с изображением банана, превратившегося сегодня в своеобразный символ современного искусства. Совместная работа с Уорхолом стала стартовой площадкой для многих молодых художников, среди которых Франческо Клементе, Жан-Мишель Баске, Рони Кутроун. Уорхол охотно превращал свое имя в популярную торговую марку. В 1986 году портреты от Уорхола предлагались среди других товаров в рождественском каталоге магазинов Нейман-Маркус ("Стань звездой с Энди Уорхолом").
В 1968 году в своей мастерской Уорхол был тяжело ранен выстрелом феминистки Валери Соланис. Это трагическое событие лишь укрепило "легендарный" статус художника. Созданный им имидж супер-звезды стал теперь интересовать публику гораздо больше, чем его творчество. Однако Уорхол не прекратил занятий живописью, он продолжал снимать фильмы, издавал журнал "InterView", выпустил несколько литературных произведений, разработал концепцию собственного канала телевидения.
Энди Уорхол умер в 1987 году и был похоронен в родном Питтсбурге. На поминальной службе в соборе Св. Патрика в Нью-Йорке присутствовало около двух тысяч человек. Свое состояние, оценивающееся в сто миллионов долларов, художник завещал своему фонду для помощи художественным организациям. В 1994 году в Питтсбурге, на родине Уорхола, был открыт музей художника, обладающий сегодня одной из самых богатых коллекций его работ.
На своей могиле Уорхол завещал начертать лишь одно слово... "Фикция". Возможно, это самоуверенная надежда "звезды" на вечную жизнь в искусстве. Но может быть и единственное слово произнесенное "реальным Уорхолом", напомнившее о том, что образ "преуспевающего художника и завсегдатая модных вечеринок" всего лишь его произведение.
Александра Данилова, научный сотрудник отдела искусства Стран Европы и Америки ГМИИ

@темы: век живи-век учись, игра в модерн, искусство-общее достояние, шестидесятые

URL
10:18

Энди Уорхол - великий продавец воздуха

Сантименты?
"Пригооооодииииится"...

"Екатерина ДЕГОТЬ.
Уорхол газообразный. Уорхол жидкий. Уорхол твердый

Уорхол газообразный

Так получилось, что в Москве не похоронен ни один по-настоящему великий иностранец. Ну не умирали они здесь, во всяком случае, по официальной версии. Однако завидовать Венеции не стоит. Вместо чьих-то громоздких могил у нас есть, по крайней мере, одна знаменитая нетленная душа: душа Энди Уорхола.

В 1979 году в Нью-Йорке Уорхол, который тогда был автором модным, но еще не абсолютным божеством, продал эту душу недавним эмигрантам, русским художникам Комару и Меламиду. Они начали свою творческую жизнь в Нью-Йорке с организации чего-то вроде артели "Продажа душ", связав в один узел идиотизм русской культуры (зацикленность на душе) с маразмом американской (помешанность на продаваемости всего и вся). Этот проект был вполне в духе Уорхола. Ведь именно он придумал не возиться в искусстве с созданием нового, а заниматься спекуляцией: купил фотографию Мэрилин Монро, перерисовал ее сто раз на одном холсте и продал в миллион раз дороже. На сертификате стоит цена в $0, что означает, что согласился Уорхол легко. Дело в том, что души у него к тому моменту уже не было. По воспоминаниям Уорхола, в юности он испытывал душевные проблемы и даже однажды отправился к психоаналитику, который повел себя с ним грубо, что, впрочем, оказалось неважно, так как по пути домой Уорхол зашел в универмаг и купил свой первый телевизор, после чего все его душевные проблемы прекратились. Так что Уорхол продал свою душу американскому телевизору. Однако документов об этом не сохранилось. А по документам, его душой владеет, напротив, российский гражданин, точнее, гражданка.

Дело было так. Комар и Меламид предложили своим московским ученикам, во главе с Михаилом Рошалем, провести аукцион приобретенных их "корпорацией" душ (значительное место среди них занимали души нью-йоркских проституток и бомжей). Аукцион должен был пройти одновременно в Нью-Йорке и Москве 19 мая 1979 года. Комар и Меламид переслали в Москву сертификаты, в Москве их для красоты положили в клетки для хомячков. Вроде бы с самого начала существовал тайный протокол, согласно которому душу Уорхола должно было купить какое-нибудь подставное лицо и потом Комару и Меламиду вернуть.

Аукцион проходил в чьей-то мастерской, на первом этаже деревянной избушки, и народу набралось - тьма. Дело было не в уважаемом, но далеком Уорхоле. Сама возможность купить что бы то ни было в частную собственность, тем более на аукционе, для социалистической Москвы 70-х казалась не менее экзотической, чем продажа души, и волнующе запретной, как капитализм. В связи с этим вспоминался и Уорхол, относительно которого было приблизительно известно, что его картины стоят дорого. Слово "доллар", впрочем, было почти столь же абстрактным, сколь и слово "душа".

Среди прочих на аукцион пришла художница Алена Кирцова со своим американским знакомым, которого попросила в случае чего одолжить ей денег. Торг шел веселый, но стеснительный - суммы выше пяти рублей не поднимались, пока дело не дошло до души американского собирателя русского искусства Нортона Доджа, которого многие знали лично. Цена на нее вдруг вспорхнула до запредельной суммы в 200 рублей, причем Кирцова в ужасе обнаружила себя азартно торгующейся, хотя американский друг громко шептал ей, что таких денег у него нет. Чудом избегнув обременительной души (ее купила другая дама, которой, по сентиментальным мотивам, нужна была именно эта), Кирцова по инерции продолжила торги за следующий лот, пока публика была в ступоре от цифры "двести" и вида реальных денег. Это и оказалась душа Уорхола: Кирцова случайно купила ее за 37, кажется, рублей, 80 копеек. План с подставным лицом, таким образом, рухнул, причем тем более ужасным образом, что Кирцова на тот момент была женой устроителя всего мероприятия Рошаля, так что Комар и Меламид могли заподозрить его в предательстве, в то время как он знал, что его жена - женщина неуправляемая и приобретенный товар не отдаст не только Комару и Меламиду, но и ему. Так и случилось. На уговоры Рошаля Кирцова не поддалась и с достоинством противостояла заокеанским звонкам Меламида, который, кажется, предлагал за душу джинсы, но, впрочем, эти подробности теряются в дымке истории. Потом она обороняла душу от засылаемых Комаром и Меламидом агентов, которые пытались ее выкрасть, - или, возможно, обладание столь хрупкой ценностью сделало ее слишком подозрительной. Более достоверно известно, что уже после смерти Уорхола душу хотел купить видный нью-йоркский галерист Фельдман, за $5000, но Кирцова не сдалась и тут. Да и то сказать: разные там тысячи долларов в Москве и так есть, чего не скажешь о душах уорхолов.

Уорхол жидкий

В 80-е годы об Уорхоле уже можно было прочитать в фундаментальной советской ругательной книге "Модернизм", но знали его все равно немногие посвященные. Зато в СССР стали появляться люди, которые его лично видели. Таких могли быть тысячи, так как в это время Уорхол сменил амплуа художника на амплуа суперзвезды светской жизни и прилежно обходил пять-шесть нью-йоркских ночных клубов за вечер. Некоторые из тех, кого Уорхол там встречал, могли, в принципе, в ночном угаре дотусоваться до СССР. И, увы, нужно признать, что в середине 80-х годов местом их угарного приземления должен был стать Питер, а не Москва: музыки и веселья там было больше.

Так оно и случилось с певицей Джоанной Стингрей, которая приехала в Ленинград в 1985 году собирать материал для альбома русской музыки и выставки под названием "Красная волна", где должны были быть показаны молодые питерские авангардисты во главе с Тимуром Новиковым. Несколько их работ она отвезла с собой в Америку и там подарила Уорхолу, с которым была шапочно знакома. Уорхол был к тому моменту покровителем диких и неуемных юношей-художников и был, конечно, рад узнать, что такие есть и в далеком, но модном горбачевском СССР. Поэтому он отправил в Ленинград ответную посылку, которая дошла в начале 1986 года. В ней оказалось несколько консервных банок фирмы "Кэмпбелл" с различными супами, на этикетках которых стояли автографы Уорхола. Банки и автографы предназначались в подарок, среди прочих, Сергею Курехину, Борису Гребенщикову, Виктору Цою, Сергею Бугаеву (Африке) и Тимуру Новикову.

В подарке Уорхола не было и намека на гуманитарную помощь. К этому моменту он был уже беспредельно знаменитым человеком, примерно как и сам суп, продающийся в любом американском супермаркете, и мог с успехом ставить свой автограф на всем что угодно. Однако он прислал питерским художникам свое произведение, потому что банки супа "Кэмпбелл" были его любимым мотивом, который он многократно повторял, рисуя либо очень много банок, либо банки колоссального размера. Судя по всему, больше всего Уорхол любил суп-пюре томатный.

Здесь можно было бы сказать с саркастическим видом, что Москва возжаждала души Уорхола, Петербург же удовлетворился супом, но все сложнее: супа более нет. Следы его теряются. Его, скорее всего, съели. Так что Петербург оказался, может, и приземленнее Москвы, но зато куда радикальнее: Кирцова хотела в свое время сертификат порвать, в виде художественной акции, да пожалела. Питерцы, правда, этикетки с автографами тоже сохранили (на московской Неделе Уорхола часть из них будет показана на специальной выставке), но все-таки они оказались не концептуалисты: содержание ддя них было важнее, чем имя. Впрочем, суп оказал на них некоторое давление: кое у кого из владельцев он стал непостижимым образом вытекать из железной банки, а у Африки вроде бы даже взорвался. Говорят, Уэрхолу рассказали про съеденный суп, и он пришел в восторг, услышав это. Он всегда хотел быть скорее продуктом, нежели творцом. Если бы он мог накормить собой все человечество - как один его знаменитый предшественник, своей плотью и кровью, только на сей раз не винной, а томатной, - он был бы счастлив. Да, в общем-то, это ему и удалось: Уорхола сейчас скушает всякий, даже тот, кто ненавидит авангардизм.

Уорхол твердый

В той питерской истории Уорхол снова выступил как символ капиталистического соблазна, только на сей раз не соблазна торговли, как в истории с продажей душ, а соблазна потребления, тем более что потребление это было слегка запретным тоже -ели-то ведь произведение искусства.

В российском контексте Уорхолу никогда не удавалось быть только собой: он вынужден был быть символом капитализма и даже, попросту говоря, доллара.

Уорхол - это твердая валюта современного искусства. Уорхоловский банан традиционно рисуют у входа в какое-нибудь место, где экспонируется современное искусство (поскольку иначе их трудно отличить либо от тривиальных грязных подвалов, либо от обыкновенных шикарных бутиков); несколько лет назад один, кажется, голландский художник изрисовал бананами пол-Москвы, и с тех пор рисунки тщательно обновляются. Благодаря ссылке на Уорхола

можно оправдать любое произведение современного искусства: ведь Уорхол - это "один из наших", кому "это удалось". "Это" - значит Стоить Очень Дорого. Уорхол - это деньги. Он повторял Мэрилин Монро или банку супа по сто раз на одном холсте, как бы в надежде, что они превратятся в зеленого Джорджа Вашингтона, чей портрет еще никому не надоел ("Я люблю деньги на стене", - говорил Уорхол). И они на самом деле превращались: умение делать доллары и было главным умением Уорхола, а искусство здесь было в том, что он это всячески афишировал. Он называл себя бизнес-артистом, владевшим предприятием под названием "Фабрика", где на него работали его сотрудники, но занимались все они вместе не производством, а потреблением. Съели суп - нарисовали банку из-под него. Сжевали сто фотографий Джекки Онассис - выплюнули картину. И делали они это очень красиво. А ведь нынешняя Россия ничего не любит так страстно, как красиво потреблять. Так что Уорхолу есть чему нас научить: потому-то теперь его тут многие знают и даже любовно называют "Уорхоллом", путая с мюзик-холлом. Некоторые журналисты намекают, что Уорхол своей выставкой, которая прошлой осенью показывалась в Петербургском Эрмитаже, лишил Россию невинности (возлагая на него таким образом ответственность и за твердость иного, не валютного, характера). Под невинностью имеется в виду не столько невинность сексуальная, сколько невинность по отношению к деньгам. По общему мнению, Уорхол должен научить Россию не стесняться денег, цинично заниматься саморекламой, любить капитализм и бросить все представления о морали. Имеет ли все это отношение к самому Уорхолу? Вряд ли. Зато имеет отношение к нынешнему моменту состояния умов.

Московские художники-ироники Владимир Дубосарский и Александр Виноградов уже написали соцреалистическое полотно под названием "Уорхол в Москве". И это правильно: Уорхол в Москве был (хоть история об этом и умалчивает) и есть (хоть об этом не догадывается современность). У коммунистической Москвы ведь были же свои художники - члены компартии Херлуф Бидструп, Жан Эйфель, Ренато Гуттузо и даже, короткое время, Пикассо.Кроме старика Пикассо, большинство из них во всем остальном мире никто не знал; но у нас их любили так страстно, как только может любить исстрадавшаяся по загранице советская душа.

Значит, у Москвы капиталистической тоже должны быть свои художники, члены капиталистической партии. Ну и пусть, что на самом деле Уорхол вовсе не воспевал капитализм, а так же цинично пользовался его преимуществами, как советские художники - преимуществами социализма. Ну и пусть наши капиталистические герои с Уорхолом во главе будут уже не только советские, как Херлуф Бидструп, а общечеловеческие. Зато в России их будут любить очень, очень сильно. Так, что души их встанут на вечный прикол в нашем городе, супы их будут, шипя, вытекать из банок нам навстречу, а желтые их бананы сами расцветут на стенах наших домов.

* * *

"Когда умер Пикассо, я прочел, что он создал четыре тысячи шедевров, и подумал: "подумаешь, я столько могу за день", и каждая станет шедевром - потому что это будет одна и та же картина"

Энди Уорхол

* * *

"Все картины должны быть одного размера и одного цвета, чтобы никому не казалось, что его картина хуже или лучше. Ведь все рисуют одно и тоже даже если предмет различен"

Энди Уорхол

* * *

"Не думаю, что деньги должен иметь кто угодно, они не для всех - как иначе отличить, кто важная персона, а кто нет?"

Энди Уорхол"

@темы: век живи-век учись, размышлизмы, игра в модерн, искусство-общее достояние, шестидесятые

URL
понедельник, 07 июня 2010
22:34 

Доступ к записи ограничен

Сантименты?
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

URL
18:01 

Доступ к записи ограничен

Сантименты?
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

URL